Время вспоминать. Год без Вячеслава Павловича Черняева.

Каждая эпоха держится на личностях, которые можно назвать «осевыми», или «опорными». Без них, история – не история. Вот и без Вячеслава Павловича Черняева, светлое прошлое нашего посёлка будет неполным и ущербным.

Его удивительная способность, легко находить общий язык со всеми - роднила его с великим множеством самых разных людей. Доброжелательная коммуникабельность Черняева – это дар свыше, похвастать им мог далеко не каждый. Он смотрел на окружающий мир с улыбкой, но это была не характерная для «физиков» ироничная ухмылка снисхождения, а нечто совсем другое, от чего за версту веяло ненаигранной искренностью и врождённо-добрым отношением ко всем и вся. Такое даётся только очень сильным людям, живущим в гармонии с собой.

В. П. был очень сильным человеком. Во всех отношениях. В нашем детстве, для каждого из нас, именно он был эталоном чего-то богатырского и непобедимого, именно ему в нашем детском мировосприятии отводилась роль первого поселкового силача. И он вполне соответствовал всему этому ощущению.

В поколении наших отцов было немало великолепных спортсменов, но именно Черняев олицетворял собою спорт во всей его красе. Даже когда он выходил на площадку в составе команды (будь то институтская хоккейная рать, или баскетбольная дружина), то сразу же притягивал к себе большую часть внимания, как соперников, так и болельщиков. Потому что, обладая недюжинной силой, он однако побеждал красивой техникой, искусством. В наш посёлок Вячеслав Павлович уже приехал универсальным спортсменом, состоявшись ещё в родном Чимкенте. Говорят, что на тамошний стадион специально приходили для того, чтобы полюбоваться его прыжками с шестом.

Ну, а для нас, поселковских мальчишек 60-х – 70-х годов, В. П. был в первую очередь наставником, благодаря которому баскетбол в нашей школе стал одним из любимых и «профильных» видов. Не случайно же мы побеждали на соревнованиях самых разных уровней. Авторитет Черняева-тренера был непререкаемым и не подлежащим сомнению.

Но физические данные не умаляли и не затмевали в нём прочих достоинств, и он не остался в памяти, как только «хороший спортсмен». Я уже говорил, что Черняев поразительно легко сходился с людьми и умел находить общий язык со всеми. В том числе и с детьми, имеющими неприятное свойство вырастать, матереть и старится. И вот, что удивительно,  мы становились старше, умнее, мудрее, а он всё равно оставался для всех нас неизменно интересным и увлекательным. Уже позже я осознал, что Вячеслав Павлович обладает удивительной способностью - открывать себя не всего сразу, а постепенно и ровно настолько, насколько ты сам того заслуживаешь.

В своей журналистской деятельности мне приходилось пару раз посещать Реактор. Не побоюсь сказать, что именно он, В. П. Черняев, неизменный главный инженер, был подлинным хозяином этого грозного научного прибора-монстра, вокруг которого и создавался наш ИЯФ. Он не только знал досконально все принципы и нюансы своего дела, но, как мне показалось, любил до самозабвения свою работу  и сам Реактор. Не побоюсь теперь сказать нескромно, но Черняев был истинной душой всего этого закрытого объекта. И когда в воздухе завитали «зелёные настроения» по поводу остановки, именно он встал грудью на защиту своего любимого питомца.

Недаром он часами мог рассказывать обо всех тонкостях проекта и позволял совать нос всюду, куда только можно было засунуть. (Когда, уже будучи пенсионером, он как-то в разговоре  заметил, что вот, дескать, если бы «мы» были при аварии на Фокусиме, то тех последствий может быть и не случилось бы – ему верилось!)

…Помню, в последнее посещение  Реактора, лет 20 назад, мне в голову взбрела бредовая идея (она же – навязчивая мечта детства) – взобраться на реакторовскую трубу и поснимать оттуда окружающее. Когда я поделился этим с В. П. его глаза хитровато разгорелись:

- Давай, сходим!

Утрясать восхождение со службой безопасности пришлось недолго. Там удивились и разрешили. Но с одним условием – никаких съёмок. Но это уже не смутило и не остановило, без съёмок, так без съёмок – мы всё равно полезли по лестнице наверх. Черняеву тогда было уже 60 лет.

Вспоминая чудесные свойства души В. П., нельзя пройти мимо его дома, двери которого были распахнуты всегда и для всех. На первый взгляд, спокойно-флегматичный Вячеслав Павлович был лишь фоном для свойски-темпераментной Татьяны Андреевны. Но это – иллюзия. На самом деле эти два человека, вроде бы таких разных, настолько идеально дополняли друг друга, что для многих стали чем-то неразделимым, целым.

«Пироги» Татьяны Андреевны и «настойки» Вячеслава Павловича вместе составляли необыкновенно уютную и подкупающе родную ауру. И заходя (случайно, спонтанно, «на огонёк») к Черняевым, всяк входящий, даже и имея какое-то конкретное дело, всё равно каждый раз совершал какой-то ритуал причастия - к тому прошлому, которое уже повсеместно исчезло за этими стенами. Так получилось, что их дом стал последним оплотом атмосферы нашей былой поселковской жизни и духа невозвратимой и великолепной эпохи юности наших родителей.

…Последний раз я виделся с ним проходя мимо.

- Добрый день, Вячеслав Павлович!

- О, привет! Пошёл?

И лукаво улыбнулся, будто зная лучше меня, куда это и зачем я иду мимо…

Два классных фото с указанием всех поимённо.

Публикую два фото, любезно предоставленных Ирэн и Ариком Исаевыми. От огромного количества подобных снимков - эти выгодно отличаются своей архивной ценностью. Ибо тут информация не только на лицевой стороне, но и на обратной. Так что можно легко определить - кто есть кто. А среди персонажей - лица достаточно родные, знаковые для своего времени и значимые для нашей школы времён расцвета.

P. S. Пользуясь случаем, хочу просить читателей в распоряжении которых есть подобные архивные снимки - присылать их на мой адрес для последующей публикации в рамках этого проекта.

«Кайнар»: день за днём. Родительский день.

«Были и родительские дни. Тогда лагерь наполнялся запахом клубники, которую везли детям прямо в бидончиках. А палатки и корпуса мы украшали гроздьями черешни, прямо гирлянды делали.» Это из воспоминаний Надежды Масловой, почётного ветерана нашей лагерной жизни, я так подозреваю, что она была в «Кайнаре» сразу после открытия - в первую смену самого первого сезона.

«Родительские дни», своим мрачноватым названием, явно происходят из той социалистической эпохи, когда лагеря только зачинались, и всё в стране ставилось с ног на голову («мы наш, мы новый мир построим», разломав старый «до основания»). Впрочем, в наше время над тонкостями семантики никто не заморачивался и словосочетание превратилось в устойчивую идиому.

В лагере этот день выбивался из чреды всех прочих, как бы возвращая нас на время в домашнюю обстановку. При этом отправляться домой никто не думал (впереди было ещё полсезона, да из лагеря и вообще-то отпускали только по о-очень уважительным причинам) – «обстановка» эта сама приезжала к нам: с полными сумками, рвущимися из рук авоськами, озабоченными лицами и какими-то своими, родительскими ожиданиями. Для этого из посёлка снаряжались «служебные автобусы» - добраться до «Кайнара» своим ходом можно было только на личном автотранспорте, но личным автотранспортом поколение наших родителей почти не владело.

«Родительский день» был ожидаем всеми участниками действа. Чего греха таить, те и другие скучали друг без друга и ощущали взаимное отсутствие. Особенно это касалось самых мелких солагерников – «салажат». Однако и «взрослые», почти уже комсомольцы, хотя и бравировали своей выстраданной самостоятельностью, в душе ждали встречи со своими пращурами не менее маленьких. Особенно томительным ожидание становилось утром этого заветного дня, когда всё уже было готово к приезду гостей, «домики» прибраны, территория подметена и даже побрызгана водой, лица умыты, галстуки поглажены и повязаны, песни и роли разучены. Ну, когда же они приедут?

Весть о приближении автобусов распространялась по лагерю моментально. И это несмотря на то, что с того яруса, где располагалась жилая и игровая зоны, дороги видно не было.

После бурной встречи начиналась «торжественная часть». Вначале – пионерский официоз. Линейка, горн-барабан, вынос знамени, звонкие рапорты, награждения отличившихся. Дальше – концерт для родителей («родители» - это не обязательно папы-мамы, но могли быть и бабушки-дедушки, дяди-тёти, братья-сестры).

А потом лагерный плац в одно мгновенье пустел и сиротел. Родные сгребали своих чад и разбредались по лагерю и его окрестностям – стелить одеяла, кормить, рассматривать, расспрашивать про первый опыт самостоятельной жизни в отрыве от дома. Это и была кульминация всего «родительского дня».

Но «родительский день» на том не кончался. Спустя час-полтора, отяжелевшие и осоловевшие пионеры-лагерники, вместе со своими удовлетворёнными и умилёнными родителями, вновь сползались на плац. Начиналось время спорта, игр и неуёмной беготни - младших, при участии старших. Дети бегали весёлые эстафеты, демонстрировали стенгазеты, играли с отцами в футбол-волейбол.

Вечером праздник заканчивался отъездом успокоенных родителей домой. Заканчивался для родителей. Для детей он продолжался весёлыми пирушками в палатках и вагончиках и продолжался до тех пор, пока не было сгрызено последнее печение, привезённое из далёкого дома.

На фото, сделанных Евгением Иосифовичем Жуковым - незабываемая атмосфера одного из "родительских дней" в Кайнаре.

Ближайшее «чёрное море» находилось рядом с СНК.

Самой большой проблемой в юном и энергичном посёлке 60-х годов было отсутствие водоёма, в котором можно было бы охладить пыл в летнюю жару. Жара эта, напомню, в те, первые годы нашей истории, была особенно чувствительной – строительство велось на пустыре, и деревья, хотя их и посадили почти сразу, дали тень не на следующий год.

Как было принято в те годы у наших родителей, проблему постарались решить своими силами. В одной из балок ниже ДК, долго маячила нелепая бетонная плотина – результат одного неудачного проекта. Но были и другие. К купанию пытались приспособить карьеры в окрестностях посёлка, в которых добывали камень для строительства. Однако это закончилось плачевно – в одной из таких опасных купален утонула девочка и это была одна из самых первых наших жертв.

Ещё одна попытка создать «народный бассейн» была реализована ниже бараков, с помощью воды из Цыганки. Там, правда, по моим ощущениям (мы несколько раз посещали эту купальню всей семьёй) и к нашему детскому восторгу, было больше жидкой грязи, чем воды. Но, тем не менее, все берега этой рукотворной лужи были усеяны маленькими и большими купальщиками. Предполагаю, что по плотности молодых кандидатов физико-математических наук, они годились для любой книги рекордов.

Увы, проблема со своим «морем» упорно не решалась. Нас, малышей, спасали, правда, корыта и лоханки, которые наполнялись водой и выставлялись на солнцепёк под окна. Но у более взрослых и совсем взрослых, возникали проблемы.

И тогда взоры устремились в окрестности. А окрестности также давали немного вариантов. (Вообще, проблема с летним купанием была остра для всей Алма-Аты, а не только малой её толики.) Один раз централизованно ездили на Солёные озёра – за Евгеньевку (Маловодное), в песчаный массив близ Или (ныне - на дне Капчагая). Где ночевали в палатках и готовили пищу на саксауле. Оттуда запало: хлёсткие порывы горячего ветра с песком, змеиные следы на барханах, острые колючки, больно впивающиеся в голые пятки, звёзды  над остывающей пустыней и острое чувство стояния «на краю». Восторг, испытанный в той поездке, когда мне открылось вдруг существование совершенно иного мира, безграничного в своей необузданной дикости (я видел, как степной удавчик охотится на круглоголовку, а потом шустро зарывается в песок!), когда я надышался ароматами настоящей пустыни, быть может, предопределили всю мою дальнейшую жизнь! Но, чего я почти не запомнил, так это самих Солёных озёр.

Гораздо полнее вспоминается купание в ближайшем доступном водоёме – «Сэнэковских озёрах». В какие-то годы именно они стали тем ближайшим «чёрным морем», которое влекло жителей нашего посёлка каждое воскресенье (напомню, что в те времена в Союзе ещё была рабочая шестидневка – никаких красных суббот, за исключением субботников). «Море» правда, было больше коричневым, нежели чёрным, чего включал в себя его состав, состоявших во многом из того вещества, которое смывалось с полей – никто не знал. Да и знать не хотел. Никого не смущала и близость уток, которые плескались тут же, неподалёку.

Про Сэнэковский пруд я уже всуе писал. Потому любопытны впечатления оставшиеся от тех поездок у Надежды Масловой:

«Мы каким-то образом (в основном на городском автобусе) ездили туда купаться летом в особо жаркие дни. Не помню, кто организовывал из взрослых. Было несколько ответственных взрослых. Пешком от остановки шли, кажется, около получаса. ( В том, детском измерении, даже время течёт по-особому).  Отлично помню, что мы там очень весело плескались и плавали, играли в водные "догонялки". И достаточно чисто было и в озере, и на берегу. Ездили в будни, чтобы меньше было народу. С собой - провизия. И "государство" - подстилка. Любимый напиток-лимонад "Дюшес". Вкусный был! Тогда ещё никто и не заикался, что вредны газировки.

Примечательно, что у большинства купающихся были полосатые купальники. Продукт отечественного производства, кажется, в СНК и продавался. Массовый! Удобный. Долгосохнущий. Натуральный хлопок.  Шедевр трикотажной фабрики. И ведь всегда можно было сказать, как в "Полосатом рейсе": Красиво плывёт вот та группа, в полосатых купальниках!"»

Уточню, что в полосатых купальниках плескались девочки. Пацаны плавали в универсальных семейных трусах, которые соскальзывали к пяткам при каждом смелом нырянии, зато часами сохраняли мокрую свежесть озёрной воды. Ну, а про то, что купались до посинения, можно судить даже по этим чёрно-белым снимкам из фототеки  Е. И. Жукова.

…Понятно, с каким нетерпением мы, вместе со всеми остальными алмаатинцами, ждали Капчагая. И дождались-таки. Но это уже совсем другая история.

Возможно, это ваши деды и прадеды!

Во время разбора фототеки Жукова я наткнулся на негативы, которые были явно перефотографированы с чьих-то оригиналов к очередному Дню Победы. Я не знаю - кто эти фронтовики. Но, скорее всего, они имеют отношение к тем, кто жил в нашем посёлке и работал в институте. Или к их детям. В любом случае, я не считаю правомочным владеть этим единолично. Потому что сам имею к этому довольно опосредованное отношение.

Вглядитесь в эти лица. Возможно вы отыщите утраченные фото из своих семейных архивов.

Праздник закончился, но память заканчиваться не должна...

Когда наш посёлок стал полноценным населённым пунктом СССР.

Такие праздники случались в СССР на 9 мая каждый раз. И отмечались повсеместно, во всех городах и сёлах, даже в Прибалтике (про Украину и Грузию и говорить нечего). 

Центром этих локальных торжеств во время всенародного Дня Памяти были мемориальные монументы в честь Великой Отечественной Войны. Они были своеобразными магическими порталами, через которые осуществлялась прямая связь со славным прошлым и всеми павшими в борьбе с фашизмом - к ним несли цветы, возле них стояли вахты памяти, перед ними проходили торжественные шествия и давались клятвы. Не случайно, полноценность населённого пункта в Советском Союзе определялась обязательным наличием такого памятника-мемориала. (Начиная от Вечного огня у памятника Неизвестному солдату в Москве, и заканчивая многочисленными монументами, сработанными в дальних колхозах местными мастерами-умельцами.) 

Симптоматично, что относительно памятников Ленину такого не наблюдалось, вождь был почитаем, но наличие его памятника (или, на худой конец, бюста) вовсе не считалось таким же обязательным.

Наш посёлок стал полноценным населённым пунктом в 1975 году, когда на аллее перед ДК, на 9 мая, был торжественно открыт непритязательный мемориальный монумент из мангышлакского ракушечника. От того времени, и доселе, именно здесь и проходит празднование каждого очередного Дня Победы.

Ну, а эти снимки из фототеки Е. И. Жукова, относятся к рубежу 70-х - 80-х (может быть кто-то узнает себя и уточнит год конкретнее).