Про визит иранского шаха к казахстанским ядерщикам.

 

Сегодня, когда тема на слуху, уже мало кто помнит, что интерес Ирана к ядерной проблеме, вполне вероятно, начался с визита шаха Реза Пехлеви (большого друга американского народа) в наш Институт Ядерной Физики. Было это, если мне не изменяет память, осенью 1974-го, когда мы перешли в 10-й класс.

Про визит шаха знали заранее. По крайней мере, мы, несколько однокашников, спланировали свою прогулку так, чтобы не пропустить кортеж и перехватить монарха по пути к институту. На самого шаха, правда, нам было начихать, но вот его шахиня… Кто-то, наверное Малик Ерматов,  накануне  взахлёб рассказывал о том, какая это была красавица. Он, откуда-то, всегда знал такие вещи (в СССР не было «желтой прессы») и говорил о них так убедительно, что живо воспламенял воображение слушателей. Так что, было решено - мы станем дефилировать по пути между посёлком и институтом и… А – авось!?

…Правительственный лимузин с шахом промчался мимо нас на приличной скорости, отсвечивая подслеповатыми тонированными стёклами. Увы! Но, если бы даже стёкла были опущены, нас бы всё равно ждало разочарование – шахиня в ИЯФ не поехала, осталась в гостинице.

Что запомнилось ещё – красные от напряжения лица мотоциклистов из эскорта. Им с огромным трудом удавалось сдерживать юлящие «Уралы» на обледенелой дороге. День был сухой, но морозный. И кто-то из наших поселковых доброхотов решил прогнать поливалку, так что асфальт тут же превратился в каток. Если бы парни на мотоциклах могли говорить всё, что они тогда думали, вслух … переводчику было бы стыдно перед монархом.

В институт, мы, конечно – не попали. Но на снимках из фототеки Е. И. Жукова видно, с каким волнением высокого гостя встречали, как хорошо ему всё объясняли в конференц-зале Физкорпуса, и как подробно показывали Реактор.

Что до самого шаха, то, спустя пять лет он был свергнут разразившейся Исламской революцией, бежал в Египет и вскоре умер. Говорят, на его похороны приехал сам президент Никсон. А шахиня Фарах? (Её действительно сравнивали по изысканности с Жаклин Кеннеди.) Шахиня жива до сих пор. Теперь она – обыкновенная американка и обыкновенная бабушка.

Что было тут до «нашей эры»?

А действительно – что было, когда нас тут ещё не было? Сохранилась уникальная панорама того самого места, на котором и был построен наш посёлок. Поля и стога совхоза «Панфиловский» и «Табаксовхоза» – вот, что встретило, сначала - проектировщиков, с их теодолитами и нивелирами, а после – славных строителей «СМУ-26», вооружённых ломами, лопатами, «первым колышками» и рычащими бульдозерами.

Скрытая история посёлка, начавшаяся с прихода изыскателей и рабочих, вообще-то – самая таинственная часть поселковой биографии. По крайней мере, у меня, по этому поводу, нет никаких данных. И поколение родителей ничего не рассказывало про тот период - попросту потому, что первые сотрудники институтов появились уже тогда, когда им было куда вселяться. Я даже не знаю, когда пришли первые строители, когда появились бараки,  и сколько времени было потрачено на возведение первых домиков. (Если кто-то владеет такой информацией – буду благодарен, если поделитесь: со мной и всеми!) Пара плохо сохранившихся снимков о строительстве посёлка – вот то единственное, что имеется у меня.

Но, к тому времени, как возникла сама идея строительства ИЯФа на местных совхозных полях – люди жили тут уже несколько тысяч лет. Об этом может рассказать наука-археология. Во время строительства посёлка было снесено множество погребальных курганов сакско-усуньского времени – ещё на моей памяти цепочка такого могильника тянулась от стадиона, мимо летнего кинотеатра, к «Нижней остановке».

Но тут не только умирали, но и жили. У нашего посёлка имеются исторические предтечи, благодаря которым он может быть старше по возрасту не только таких древних городов, как Туркестан и Талгар, но и  (как это не крамольно прозвучит!) - древнее самой Астаны! По крайней мере, лет пятнадцать назад, наш земляк, археолог Фёдор Григорьев, раскопал недалеко от посёлка целое селище Железного века, названный Тузусаем. А на остатки другого поселения того же времени я сам случайно наткнулся, гуляя по тропе к БАКу. Там, по полям, валялось множество черепков керамики и костей, а в логу обнаружилась почти полностью сохранившаяся гранитная ступа.

Раскопки Тузусая.

Когда окружающие совхозы ещё пахали, а  не распродавали землю, каждую весну трактора выворачивали из пашни массу артефактов. И, за одну прогулку вокруг посёлка, можно было обнаружить с десяток каменных зернотёрок разного размера. Так что жизнь тут, закипела гораздо раньше, чем пришли строители и построили наши дома. Гораздо раньше. Лет, эдак, на 2500!

Если коротко – знай наших!

Находки на Тузусае.

Марки. Обыкновенные. Почтовые.

Марки стали чем-то повальным и всепоглощающим в очень короткое время, когда я учился в первых классах. Вначале это было уличное увлечение. Как всегда, наиболее продвинутыми во всех новшествах были старшие пацаны – Паня и Тосик Винокуровы, Сашка Екатеринин. Однажды, зайдя к кому-то из них, я, с затаённым восторгом, обнаружил компанию за увлекательнейшим занятием – обменом марок. При этом меня захватил даже не сам этот азартный процесс, при котором каждый норовил выменять у другого что-то ценное, всунув ему взамен какую-нибудь ординарщину. Меня поразил разверзшийся вдруг передо мной мир – совершенно до того неизвестный. И я немедленно ощутил в себе жажду настоящего коллекционера.

Перво-наперво, были ревизованы и ободраны все почтовые конверты, найденные дома. К моему разочарованию, эпоха наклеенных марок канула в прошлое – их тогда уже просто печатали вместе с конвертами, что, собственно, было разумно. В стране существовало два вида почтовых сообщений – «простые», добирающиеся до адресата неделями по железным дорогам  автотранспортом и ещё бог знает чем, и «авиа» - их, получатель, обычно обретал в течении нескольких дней. Конверт для авиапочты был несколько дороже, чем обычный, потому, многие люди, особенно старой закалки, предпочитали переписываться по-простому, экономя по несколько копеек (авиа-отправление стоило что-то порядка 7-8 копеек), что, при   интенсивности тогдашних эпистолярных контактов жителей СССР, могло составлять солидную сумму.

Но – про марки. Ободрав то, что нашлось в доме, на следующий день я вновь был на филателистическом крыльце у соседских ребят. Но похвастаться «коллекцией» не удалось – старшие, хотя и оценили мои усилия, отнеслись к моему собранию весьма скептически. Хотя – и без презрения. Я вообще не помню, чтобы кто-то «на улице» относился к нам, младшим, с пренебрежением - наоборот, от того времени осталось ощущение того, что все старшие приятели были весьма доброжелательны и терпеливы.

- В марках важно, чтобы был цел каждый зубчик! А у тебя? – эта фраза была знаковой. Во-первых, старшие мальчишки признали во мне «своего», поведав главное правило филателизма, а во-вторых, признали мои скромные заслуги коллекционера. Это позволило мне ободриться, и критически взглянуть на свою «коллекцию». В пылу собирательства, некоторые марки, содранные с домашних писем, утратили не только зубчики, но также солидные фрагменты, а то - и добрые половины.

Тогда же я узнал, что в городе имеется специальный «филателистический магазин» для коллекционеров марок. Что и говорить, остаток недели прошёл в перманентном ожидании воскресных дней, когда бабушка, всегда живо поддерживавшая мои увлечения (хотя и не все), обещала сводить меня в заветный магазин.

Марки в магазине продавались маленькими целлулоидными пакетиками. «Сериями». Так что, толком рассмотреть купленное, я смог только дома. И этот разбор приобретений был ещё одним запоминающимся праздником, из тех - которые способно дарить одно только Детство. Среди моих первых «серий» оказались посвящённые советской космонавтике, освоению Арктики, Городам-Героям. Безоглядное и полное погружение в совершенно новые миры, изображённые на крохотных миниатюрах, наверное, и возможно также только в том возрасте, когда грань между реальностью и выдумкой (и мечтой!) ещё очень и очень размыта. Когда и глаз востёр, и сам ты ещё не переполнен ненужным и неважным и открыт для восприятия нового.

Собирание марок стало ещё одним увлечением, без которого рассказ о тех годах и тех людях, был бы неполным. И, хотя увлечение длилось всего несколько лет, и постепенно затухло к старшим классам, марки, собранные тогда, до сих пор стоят на полке в старом альбоме. После меня им успел попользоваться (во время своего аналогичного филателистического увлечения) ещё и брат Миша (а между нашими детствами – 14 лет).

…В начале, как и все, я стремился собирать марки, посвящённые технике и науке. Но очень скоро, в связи с переменой интересов и приоритетов, стал собирать лишь то, что было как-то связано с биологией. Особенно, конечно, вожделенными были марки с животными.

Нужно сказать, что филателия в СССР имела множество приверженцев, как среди юных, так и среди взрослых коллекционеров. Потому, марки для коллекций можно было покупать не только в филателистических магазинах, но и на некоторых почтовых отделениях, а позже -  в ларьках «Союзпечати». И, среди коллекционных (погашенных!) серий были не только красивые серии «Почты СССР», но и иностранные – в первую очередь, конечно, выпущенные в странах народной демократии. Помню роскошные марки Вьетнама, на которых были нарисованы яркие и экзотические насекомые и звери тропиков; скромные монгольские – со стадами овец и лошадей на пастбищах; «академичные» чешские, где животные и растения изображались так же, как в популярных каталогах-определителях; кубинские, пестревшие роскошными представителями морской тропической фауны.

Михаил Таль у молодых физиков.

 

Кто-то не знает, но до того, как знаменитый Дом Учёных получил своё привычное название и занял своё место в ДК, он уже имел свою определённую историю. В самом начале которой ДУ именовался КМУ (Клуб Молодых Учёных), и располагался в первом коттедже по улице Академической. Именно оттуда и пошли все традиции: регулярные капустники, дежурства за барной стойкой, фирменный коктейль «Кровавая Мери» и встречи с интересными людьми, как местными, так и заезжими. Одним из первых гостей молодых физиков был Михаил Таль, чемпион мира по шахматам.

Таля, скорее всего, пригласил Исай Галяк, самый, пожалуй, сильный шахматист среди жителей посёлка и сотрудников института (а в то время шахматы были одним из самых массовых и сильных увлечений наших земляков всех возрастов).  Голяк, воспитанник шахматного кружка алма-атинского Дома пионеров, начал выступать на турнирах в конце 1940-х. Но первый успех пришёл к нему лишь в 1956 году, когда на зональных соревнованиях во Фрунзе, он занял 3-е место и получил звание кандидата в мастера спорта. Результаты невесть какие, и о них можно было бы и не вспоминать, если не одно «но». Во Фрунзе Голяк был единственным, кто поставил мат самому   Виктору Корчному (уже мастеру).

Вскоре после этого, в 1959 году, в центральном шахматном клубе, в командных состязаниях по программе Спартакиады народов СССР, в первом же туре наша сборная был в пух разбита сборной Ленинграда. И, что интересно, одна из двух почётных ничьих, которых удалось добиться сборной Казахстана, была зафиксирована в  матче всё того же Голяка (к тому времени уже ставшего чемпионом республики). И всё с тем же Корчным. Корчной четырежды становился чемпионом СССР, а в 1976 году решил не возвращаться из Швейцарии. Но чемпионом мира так и не стал.

Исай Голяк так и не стал мастером, больше занимался любимой физикой, но и он позже уехал куда-то, не то в Израиль, ни то в Штаты.

Михаил Таль и Исай Голяк

Ну, а Михаил Таль – «чемпион СССР (1957, 1958, 1967, 1972, 1974), мира (1960—61, после выигрыша матча у М. М. Ботвинника), член сборной команды СССР на 6 всемирных шахматных олимпиадах (в 1958—74) и 4 чемпионатах Европы (в 1957—73)». Эта цитата взята не откуда-нибудь, а из последнего издания Большой Советской Энциклопедии! Михаил Таль никуда не уехал, но всё равно оказался в европейской стране Латвии, где и умер в 1992 году…

…КМУ был не только клубом молодых учёных, но и клубом вообще. Здесь, помнится, располагалась музыкальная школа, в которой успели поучиться многие из нас. Обучение детей игре на фортепиано было пунктиком наших родителей, пианино было в каждом третьем доме и нас особо не спрашивали – хотим ли мы быть «Ван Клибернами» и записывали заниматься музыкой, невзирая на желания и способности.

Мне тоже довелось поучиться там музыке. Но – недолго. Помню, как я шокировал юную и утончённую выпускницу консерватории, когда являлся к ней на занятия в грязных кирзовых сапогах и ватнике и начинал топорно разыгрывать гаммы. Но, что делать, если мои гармонии были тогда далеко от музыкального класса – в окрестных полях и лёссовых обрывах славной речки Цыганки?

КМУ запомнился запахом курева, которое не выветривалось никогда (борьбой с курением в общественных местах тогда ещё не заботились – и дымили все взрослые мужчины), необыкновенной кофеварочной машиной (может быть, единственной в Алма-Ате) и стеной, на которой расписывались приглашённые знаменитости. Был там и автограф Михаила Таля. Стена эта, правда, сильно почему-то смущала партийное руководство института, и, после долгих пререканий, её всё же замазали.

Шилин, Басин, Якушев (?), Чеканов, Пантюшин, Руськин (?)

Мы выбирали. Нас выбирали…

Заметным событием в жизни молодого посёлка были различного статуса выборы. И хотя выбор от выборов в то время зависел ещё менее чем ныне – тогдашние избиратели подходили к процессу с гораздо большей активностью и ответственностью. Серьёзно считая, что тем самым они выполняют свой гражданский долг.

Избирательные участки поначалу были вовсе не в школе. А в клубах. Сначала – в старом, а после – в ДК. Явка была близкой к 100% и эти дни были своеобразными собраниями жителей. Люди шли голосовать заранее сговариваясь о времени со своими друзьями-приятелями. И одевались – соответствующе.

Многие, при этом, старались прийти пораньше. Но тому были причины далёкие от исполнения гражданского долга. Дело в том, что прямо на избирательных участках разворачивалась торговля: книжками, ширпотребом, и, самое интересное – продовольственными товарами, из тех, что купить  просто так, в магазине, тогда было непросто. Так что, самые активные избиратели имели больше шансов взять по случаю какую-нибудь нехитрую колбасу, сыр, а то и маленькую баночку «бразильского кофе». До закрытия участка, понятно, всё это не залеживалось, и наиболее предпочтительные шансы были у того, кто занимал очередь первым.

Но для нас, лиц не достигших избирательного возраста, самым интересным в такие дни были кинофильмы, которые весь день крутили в кинозалах. Бесплатно! Правда, это не были фильмы зарубежного производства, или какие-нибудь боевики – крутили исключительно те советские ленты, которые уже в то время стали киноклассикой. Обязательными были – «Свинарка и пастух», «Кубанские казаки», «Цирк». А ещё - «Республика Шкид» и «Юность Максима» - фривольные песенки беспризорников и маргиналов из этих картин («У кошки четыре ноги…», «По приютам я с детства скитался…», «Где эта улица, где этот дом, где эта барышня, что я влюблён…») знал благодаря этому каждый уважающий себя ученик младших классов - после очередных выборов они становились истинными хитами. В кино, что и говорить, в такие дармовые дни, сидели до полного изнеможения.

Правда, когда мы стали пионерами, то наше участие в днях всенародных волеизъявлений стало более полным. Нас, попарно, ставили к урне для бюллетеней – в почётный караул. Каждому избирателю, пришедшему отдать свой голос за «нерушимый блок коммунистов и беспартийных», мы, бодро вскидывая руки в пионерском приветствии, отдавали честь. И я не припомню, что к этой почётной обязанности кто-то относился без нужного пиетета – напротив, в том цветущем возрасте для нас это было весьма и весьма серьёзно. (Чего не скажу о том  времени, когда наступил возраст избирательный – единственное воспоминание связанное с участием в выборах – армейское. Но в армии-то особо не спрашивали – кто и за кого хочет голосовать. Водили строем.)

На снимках из фототеки Жукова – выборы в Верховный Совет СССР в июне 1970 года. Избирательный участок – фойе ДК.