Полурежимный институт и посёлок, для того,
чтобы сразу сбить с толку всех иностранных шпионов, строили среди пасторальных весей
и сельских далей. Так что, нашими ближайшими соседями были не горожане, а окрестные
сельчане, которых, по местной традиции, называли по наименованию их сёл,
колхозов и совхозов. «Сэнэковские», «табаковские», «ключевские», «краснопольские», «талгарские» и смачнозвучные «иссыцкие».
А за нами самими надолго
закрепилось наименование «смусские».
Чтобы окончательно запутать вражьи
разведки, сам посёлок также первоначально был отдан под территориальную
юрисдикцию Талгара. Так что и школа наша называлась - «Средняя школа № 21, Талгарского района». В Талгаре проходили многие
особо ответственные мероприятия, вроде районных соревнований, приёма в комсомол
и отправки в армию, и для нас, этот райцентр, был во многом более родным местом, чем сам «город»
- Алма-Ата.
Сближению с соседями способствовал и автобус,
пару десятилетий, аккуратно (если это можно вообще-то применить к нашему
общественному транспорту) курсировавший из посёлка не только в «город», но и в
Талгар (через СНКа, Табаксовхоз, Ключи, Алексеевку). Причём количество рейсов в
обоих направлениях было примерно одинаковым. А количество пассажиров на
«талгарский автобус», зачастую превышало число желающих ехать в другую сторону.
Чему способствовали весьма оживлённые контакты, которые изначально были у
посёлка с ближайшими соседями.
И контакты эти обуславливались не только
трудовыми отношениями (многие окрестные селяне с самого открытия начали
работать в ИЯФе в качестве производственных рабочих, лаборанток, уборщиц, а
научные силы, регулярно по осени отправлялись в близлежащие хозяйства на помощь
в уборке урожая), но и многими другими связями, включая и близкородственные.
Генеалогические корни многих семей в нашей
округе выросли именно из неформального общения юношества в те годы. Когда, в
начале 70-х, по стране загремели жестью струн многочисленные ВИА (вокально-инструментальные ансамбли), к нам - в
ДК, «на танцы» потянулась и окрестная молодёжь. А наши, наиболее отчаянные, с
той же целью регулярно стали посещать клубы в СНК и Табаке.
Тогда редкий бал не заканчивался дракой. Несмотря
на то, что каждый раз в ДК дежурили участковые милиционеры и наряд добровольных
дружинников (ДНД) или пламенных юношей из оперативной комсомольской дружины
(ОКД) любители выяснить отношения всегда находили места без свидетелей. Требующий
сатисфакции тихо подходил к обидчику с сакраментальной фразой – «Пойдём выйдем!»,
после чего оба на некоторое время исчезали из поля зрения правоохранителей, а
через некоторое время возвращались уже с изменённым сознанием (и физиономиями).
«Танцы» и «драка» были почти синонимами.
И самыми отчаянными антагонистами всегда были «наши» и «греки» из Табаксовхоза.
При этом «сэнэковские» всегда оставались «между», то соблюдая нейтралитет, то,
в зависимости от обстоятельств (а это, в 90 %, был классический «спор за
девушку»), принимая то одну, то другую сторону.
Иногда, локальные конфликты принимали
характер настоящих греко-смусских войн. Тогда доблестные бойцы
садились уже не на автобусы, а на трактора и грузовики, и отправлялись в
настоящие рейды по вражеским тылам под командой заводил, имевших, как правило,
судимость, и даже – не одну. И закон становился понятием.
Но, тогдашние «понятия», если сравнить с
тем кровожадным беспределом, который начался в 90-е, был, по сути, всё же боями
по правилам. Да, штакетник ломали, головы пробивали, зубы выбивали, носы
разбивали. Но при этом знали, что вытащить нож дозволяется только в самом
отчаянном положении, бить лежачего – «западло», трогать посторонних – не стоит,
огрызаться на взрослых и женщин, которые пытаются урезонить – можно, но не
более, а от милиции и дружинников - нужно только бежать. Потому-то, те былинные
сражения практически никогда не заканчивались летальными исходами, носили куда
более молодецкий характер, чем массовые драки ныне, а в воспоминаниях участников
и наблюдателей резонно имеют характерный эпический оттенок.
Но, если кто-то думает, что нрав соседских
отношений с окрестностями определялся отношением маргиналов – тот ошибается.
Большинство жителей вовсе никак не ощущало на себе влияния их конфликтов. Несмотря
на то, что в наши годы в нашей школе учились немногие ребята из «не поселковых» (не считая
«бригадских») - мы сами часто бывали и в СНК, и в Табаке. На всяких
соревнованиях, олимпиадах и (куда в
Союзе без того?) во время каждой очередной битвы за урожай. Причём, «урожай»
этот, учитывая специфику хозяйств, был весьма специфичным. Так что, за школьные
годы, нам пришлось не только собирать картошку и виноград, но и резать камыш,
носить к стогам тюки с сеном, и даже ломать и низать табак.
Впрочем, случались и другие причины для
визитов. «Табаковская» больница, которая была более продвинутой, чем наша
собственная, книжный магазин (там же), который выручал нас ввиду отсутствия
такового заведения у нас, наконец - «Сэнэковские»
пруды, куда, в былые времена, по воскресеньям наши отцы и деды отправлялись
целыми семьями - с детьми, коллегами, волейбольным мячом, и … хорошим
настроением.
В сущности, ещё тридцать-сорок лет назад, мы
были настолько другими людьми, с совершенно иным уровнем требовательности и
отношением к комфорту, что получить заряд радости и бодрости умели даже в
самых, как ныне кажется, неприспособленных к тому условиях. Того восторга,
который я испытывал тогда, в детстве, когда, распугивая лягушек, по траве и скользкому
илу опускался в мутную и прохладную глубину «Сэнэковского озера», я не ощущал
позже даже на Копакабане и Унаватуне!
О
снимках. Эти фото, произвольно набранные из фототеки Е. И. Жукова, сделаны именно в тех местах, о которых
шла речь. Я не знаю, по какому поводу они делались. Что-то - сегодня уже плохо
воспоминается, что-то – всё ещё видится отчётливо. Но та аура, мирная и пыльная,
немного ленивая и сонная, чем-то удивительно гармонирующая с шелестом листвы
пирамидальных тополей, аура обжитых и интернациональных сёл Семиречья – до сих
пор ощущается в этих снимках явно и ясно.
Комментариев нет:
Отправить комментарий