Пора вставать! На лыжи...

Стоять на лыжах я начал сразу же за тем, как встал на ноги. И хотя от тех, невообразимо прекрасных и неодолимо далёких лет в памяти сохранилось не всё – лыжи остались. Ощущением чего-то волшебного и непослушного, с вечно слетающими ремнями и перекрещивающимися ногами, с первым ощущением полёта и смачными падениями в глубокий снег. Падениями, после которых было так проблематично подняться и начинать заново эти прерванные полёты, но которые неизменно заканчивались преодолениями...

К лыжам меня пристрастил отец. Но это вообще-то было тогда в порядке вещей. В 60-е годы лыжи в нашем посёлке были в каждом доме. У нас, к примеру, их было целые три пары: у отца, у меня и у сестры. А иногда, когда удавалось подвигнуть на спортивный подвиг матушку, то для неё у кого-нибудь из соседей брали четвёртую.

В снежные годы мы с отцом отправлялись на прогулку каждый вечер. А днём я ещё умудрялся выходить на лыжню со товарищи. Впрочем, выходы с товарищами сложно было назвать полноценными прогулками – как только мы выходили за околицу, единственной целью была ближайшая горка, а когда немного подросли – «дальние курганы». Дорываясь до которых - мы уже забывали про всё остальное. К реальности возвращали либо сломанные кем-то лыжи, либо дубеющее на вечернем морозе трико, насквозь промокшее от бесконечных падений «на трамплине», либо само уходящее солнце, грозившее ненужными объяснениями о невыученных уроках.

Отец, Вячеслав Фёдорович Михайлов и сестра Елена после лыжной прогулки. Начало 70-х.

С отцом было не то. С ним мы выходили на лыжню уже в сумерки, когда он приходил с работы, и странствовали до полной темноты, когда над полями открывалась во всей красе изукрашенное россыпью голубоватых мерцающих звёзд чёрное небо, а мороз начинал пощипывать пальцы. Иногда, правда, особенно после снегопада, мы начинали торить свою лыжню, и она становилась предметом нашей маленькой гордости – потому что, возвращаясь обратно, мы видели что «по нашей лыжне» уже катит кто-то следующий. Культ лыж, который привезли в наш научный городок близ Алма-Аты собранные со всего Союза молодые учёные, наслоился тут на естественное желание советских людей «заниматься спортом».

Лыжные прогулки были не только спортивными, но и познавательными моментами бытия. Когда мы следовали «по своей лыжне», проложенной по невесомому свежему снежку укрывшему прочный наст, отец обращал моё внимание на обилие мелких и крупных следов, испещрявших целину. Мелкие - принадлежали мышам, крупные – лисицам. Кое-где перед нами раскрывались следы охоты – видно было, как мышкующая лисица рыла снег, разбрасывая вокруг чёрные комья земли, выкопанные снизу в охотничьем азарте. Но её усилия, к моему восторгу, были тщетны – на это тоже указывали следы. Место, где мы обнаружили обилие следов, было тут же названо Мышиными Курганами – тут находилось и несколько пологих горок, с которых можно было скатываться вниз. И это право первооткрывателей, ещё больше распаляло моё воображение. Это была наша тайна.

Часто, приходя с работы, отец хитровато улыбался нам с сестрой:

- Ну что, сходим?

- За речку? А куда?

- На курганы.

- На Мышиные? Пойдём!

И мы быстро собирались, одевали за калиткой лыжи, и сопровождаемые лаем собак из-за заборов шли «за речку». На наши Мышиные курганы…