Культ Самоделкина.

Культовым героем советской детворы был Самоделкин – эдакий нелепый, но в доску родной человечек, напоминавший карикатурного робота. А одним из самых обычных журналов в каждой второй семье нашего посёлка был горячо любимый «Юный техник».

Труд в СССР - не считался чем-то зазорным и унизительным. Хотя под самим термином понималось то, что и было заложено изначально в само понятие труда. Не труд, где-нибудь на бирже, или на рынке ценных бумаг, и даже не труд в какой-нибудь конторе, или за прилавком, а именно тот, созидательный труд, продукт которого можно было не только представлять, но и подержать в руках. Тот труд, который «сделал из обезьяны и человека», и который был в стране единственным мерилом ценности этого самого человека. Тот труд, которому суждено было стать «владыкой мира».

Кто забыл – напомню, по 14 статье Конституции СССР, положение человека в нашем обществе определял «общественно полезный труд и его результаты». При этом, «контроль за мерой труда» («и потребления»!) осуществляло исключительно государство. В соответствии с основополагающим принципом социализма – «От каждого по способностям, каждому по труду». А так как труд в СССР считался не только способом получения материальных благ и продуктов потребления, но ещё - и предметом доблести, вершимой «во благо и во имя человека», то приучать к такому труду и к такому отношению нас начинали сызмальства. Как в семье, так и в школе.

В школе уроки труда велись с младших классов. Из полученных тогда навыков, сохранившихся доселе – не только умение пришить пуговицу, но и архаичный навык по штопке носков. В младших классах все уроки вела одна учительница, а потому – такая немужская специфика.

Позже нас разделили, девочек – направо (изучать домоводство), а мальчиков – налево (столярничать, слесарничать и осваивать азы машиноведения). Труд, пацанам, преподавал незабвенный Вениамин Алексеевич (не помню фамилию), под чутким руководством которого были перепилены пилами сотни брусков, ошкурены и оструганы рубанками тысячи досок, перебиты молотками десятки тысяча гвоздей и великое множество пальцев.

Подобно настоящему пролетарию, наш «Веня» нежно дружил с зелёным змием и мог придти на урок не совсем в адекватном состоянии, что, как ни странно, всегда сходило ему с рук. И это, думаю, говорило о нашем добром отношении друг к другу – хотя шума и шалостей на уроках труда было предостаточно, никаких конфликтов с учителем не было.

Кабинет труда располагался на первом этаже в крайней северо-восточной аудитории – запах свежей древесины и олифы оттуда был столь сильным, что перебивал амбре, исходящее не только от педагога, но и из мужского туалета, что был напротив. Из продуктов, которые мы делали своими руками, помню – табуретки (на которых никто никогда не сидел) и скворечники (которые каждую весну мы развешивали на деревьях).

В старших классах вместо труда у нас было машиноведение, которое вёл Владимир Фёдорович Шавлинский, директор станции юных техников - в мастерских, на этой самой станции. Там мы работали на настоящих станках – токарных, сверлильных, фрезерных. Ярко запал момент, когда один соклассник засунул в токарный станок заготовку и запорол резец. Авария сопровождалась страшным шумом – сначала визжал станок, а потом кричал учитель: «Что за (…)! Это же - дюраль! Ты бы ещё (…) свои туда засунул!» С тех пор все мы хорошо усвоили, что совать в станок дюраль, то же самое, как засунуть туда (…). Объяснение было доходчивым и ясным. Тот соклассник, правда, жизнь свою со станками не связал - он занимается политтехнологиями в Москве.

Но самыми любимыми занятиями были те, на которых Шавлинский учил нас водить мотоциклы, целым парком которых располагала в те годы Станция юных техников. В основном это были аскетичные аппараты «ИЖ». Но помню, что опробовали и тяжёлый «Урал» с коляской. Нашим учебным треком был поселковый стадион и ещё - какой-то пустырь за школой.

Однажды, один из одноклассников так резко рванул ручку «газа», что мотоцикл буквально вздыбился и вырвался из-под наездника. Так что тому пришлось бежать за машиной, которая, весело урча, катилась впереди на заднем колесе. Отпустить мотоцикл или, на худой конец, ручку газа, мотоциклист не догадался. Неизвестно сколько бы он бегал, не окажись впереди густых зарослей тёрна. Оставшуюся часть урока мы вытаскивали аппарат из колючей чащи, а наш одноклассник получал равномерные порции сермяжной правды от учителя и насмешек от других…

Семья учителей Шавлинских. Валентина Александровна преподавала у нас биологию.

Однако была среди поселковых мальчишек солидная прослойка тех, кто не удовлетворялся программой школьных уроков, и для которых станция юных техников (а у нас в посёлке работала Областная Станция!) стала вторым домом, а потребность сотворить что-нибудь своими руками – потребностью души. Самым «элитным» был, конечно, кружок «авто-мото». Пацаны на «картах» и мотоциклах вызывали дикую зависть у тех, кого туда по каким-то причинам не брали. Но взять всех было попросту невозможно, а хотели в этот кружок все.

Ещё на Станции были знатные моделисты и конструкторы, которые занимались в авиамодельном, судостроительном и ракетном кружках. И радио-технический кружок, который, если не ошибаюсь, вёл Валерий Григорьев. Об интенсивности занятий красноречиво свидетельствовало то, что редкий вечер в посёлке обходился без того, чтобы по улицам не пронеслись на тренировку сорвиголовы на картах, или откуда-нибудь из-за околицы не донёсся форсированный и надсадный рёв моторов кружащейся над полем авиамодели.

Что и говорить, многие из наших земляков становились участниками, призёрами и победителями соревнований самого разного ранга. Может быть – даже Союзного уровня (не удивлюсь). Сам я, правда, моделированием не занимался (как и авто-мото), но мимо Станции юных техников не прошёл. Ведь именно тут находился ещё и кино-фото кружок (про который я ещё обязательно расскажу) которым руководил Евгений Иосифович Жуков. Снимки которого, конечно же, очень часто, так или иначе, связаны с нашей Станцией.