НАШИ УЧИТЕЛЯ.

Нам, юным жителям посёлка, повезло не только друг с другом, с родителями и друзьями родителей. Нам повезло с учителями. Это я всё более и более чётко осознаю с течением времени. Жизнь наших учителей была неотделима от их работы, а работа - была делом их жизни, и вся эта жизнь-работа зиждилась на неколебимых внутренних принципах. И проистекала в опоре вовсе не на мёртвые «законы» педагогической науки (законы соблюдались только для проформы), а на живые «понятия» - о том, что есть «хорошо» и что есть «плохо», что нужно, дабы не только дать ученику знание, но и сделать из ребёнка – гражданина и личность. Не знаю, как сейчас, но в наше время наша школа выпускала не только тех, кто спокойно выдерживал конкурс в самые престижные вузы СССР, а в каждом выпуске было ещё и множество тех, кого со спокойной совестью можно назвать Личностями. И в этом – немалая заслуга наших педагогов.

И дело даже не в том, что все наши учителя были хорошо образованными профессиональными педагогами, влюблёнными в свои дисциплины (за редким исключением каких-то мутных временщиков, которые, как появлялись ниоткуда, так в никуда и исчезали). Они были ещё и плотью от плоти той эпохи, когда люди считали правилом - трудиться не за деньги (зарплаты у педагогов никогда не были предметом зависти), а за совесть, когда интеллигентность была идеалом для любого, кто мечтал о продолжении учёбы в вузе, когда слово «взятка» ещё не стало обычным атрибутом и первым признаком всей системы образования. В то время (по крайней мере, среди нас) никто и помыслить не мог, что за мзду можно успешно сдать экзамены, а благодаря статусу родителей – автоматически ходить в первых учениках. Красноречивый факт - самыми несчастными и гонимыми среди учеников в школе, зачастую  были дети учителей – на родительских уроках. И ещё один – среди наших учителей были и такие, кто прошёл войну и по праздникам надевал ордена полученное вовсе не к очередной дате – к примеру, Александра Ивановна Рыбалкина – преподававшая историю и Амир Бесембаевич – преподававший нам военное дело. Понятно, что и история и военное дело от тех, кто воевал и кому в глаза каждодневно заглядывала страшная личина Смерти – дорогого стоили…

И хотя не все наши учителя были талантливыми педагогами, и далеко не все способны были творчески подходить к своим предметам – все они были для нас авторитетами, хотя тогда мы этого и не осознавали. Все они были людьми той эпохи, которая, увы, канула безвозвратно вместе со всеми её идеалами…

…Но не следует так уж идеализировать школьную жизнь нашего времени. Дети во все времена были детьми. А дети, в которых рано просыпались качества личностей – всегда были проблемой для внутреннего распорядка. Но в наши времена эта деструкция поведения проявлялась не только в дисциплинарных нарушениях, вроде ординарных драк за школой, прогулов уроков, курении в туалете или бойкоте ненавистных преподавателей (вроде Сары Абрамовны Аккерман – вообще-то работавшей в институте, но иногда пытавшейся подменять математичек в нашем классе). Вызовы могли быть куда более изощрёнными.

В старших классах, когда большинство из нас уже определилось со своими жизненными интересами и научными пристрастиями, мы, поощряемые родителями, начали с юношеской жадностью поглощать серьёзную академическую литературу. Многие учились в заочных школах по будущим специальностям, участвовали в разных олимпиадах. Что позволяло некоторым, забегая  «впереди собственного визга», не только на равных спорить со школьными учителями, но и задавать им вопросы, на которые трудно ответить, не обладая специальными знаниями.

Так, Эдик Боос, помнится, часто дискутировал с учителями математики. И это нравилось как тем из нас, кто понимал – о чём речь, равно, как и тем – для кого это было мало интересно в плане познания, но любопытно в качестве представления (пока шёл спор – урок, как таковой, прерывался). А мне очень нравилось доставать «специальными вопросами» молодую выпускницу пединститута Кариму Гусмановну – биология была моим коньком. К её чести  она не делала вида, что всё знает и не пыталась пресекать вопросы волюнтаристскими методами. Она признавалась, что не знает ответа, но «посмотрит дома» - а на следующий день, как правило, действительно отвечала на мой заумный вопрос.

Как мы называли наших учителей в разговорах между собой? Как правило просто, по имени: Александра, Галина, Татьяна, Людмила, или уменьшительно – Зинка, Валька, Мишка, Любка, Анка. И только «нашего» бессменного директора (то, что нас выпускал другой – было каким-то недоразумением) – Елену Габбасовну Даулетбекову именовали по отчеству – Габасовной. Кличками награждались немногие, в основном ненавистные преподаватели английского – Бульдог, Бородавка, Лошадка – они почему-то мелькали стремительно, не оставляя после себя ни какой-то особой памяти, ни глубокого знания своего предмета. Да ещё, помнится, завуча-недоразумение, появившегося в паре с последним директором, тут же прозвали Гусем.

Однако о многом говорит то, что я, несмотря на почти четыре десятилетия, прошедшие с тех времён, как мы расстались со школой – помню всех наших учителей по имени-отчеству. Михаил Миронович Ветров – наш последний классный руководитель и бессменный физик. Валентина Ивановна Биттибаева – такой же бессменный химик, предпоследний классный руководитель. Математики: Зинаида Сергеевна Жохеева и Татьяна Андреевна Черняева. Биологи: Валентина Ивановна Шавлинская и Карима Гусмановна. География: Галина Яковлевна Пантюшина. Литература и русский: Анна Ивановна Лапкина. История: Александра Ивановна Рыбалкина. Физкультура: Любовь Михайловна и Сергей Борисович. Труд: Вениамин Алексеевич.   

Зинаида Александровна Атланова

Александра Ивановна Рыбалкина

Амир Бесембаевич

Галина Яковлевна Пантюшина

Ида Алексеевна

Лидия Степановна Шарапова

Людмила Семёновна Ткачук

Татьяна Андреевна Черняева

Михаил Миронович Ветров

Валентина Ивановна Биттибаева

Анна Ивановна Лапкина

На снимках, обнаруженных в фототеке Е. И. Жукова - наши учителя, которые фотографировались к нашим выпускным снимкам 1975 года. Тут не все, кто был причастен, но все обнаруженные.